Александра Марчук

Путешественница, писатель, поэт, фотограф, выпускница механико-математического факультета МГУ им. Ломоносова, этнограф, популяризатор знания о Родной стране.

ksantipa.ru

К далекому проливу Лаперуза

А я бросаю камешки с крутого бережка

Далекого пролива Лаперуза*

музыка Яна Френкеля, слова Михаила Танича

Солнце

Солнце устроило мне праздничные проводы. Когда взлетал самолет, оно уже село, лишь горизонт еще переливался теплыми красками уже отгоревшего заката…

Мы поднимались, а закатное небо становилось все ярче и ярче. Вот оно пошло оранжевыми полосами, к ним добавились лиловые вспышки, а потом, откуда ни возьмись, поплыла полупрозрачная, сиреневая с черной бахромой, облачность. Цвета менялись, вставали над миром разноцветные ватные горы. Облачность, распластавшаяся под крылом самолета, казалась разноцветным морем. А потом…

Потом из темноты открывшегося пространства показался край гигантского лилового диска. Диск рвался на волю. Над ним взвился яркий оранжевый столб…

Это я, поднимаясь все выше и выше над Землей, начинала видеть уже зашедшее солнце вчерашнего дня. И вот оно появилось во всей своей красе…

Это чудо длилось секунды. Диск снова стал тонуть…

Но солнце не хотело так просто покинуть мир. Оно стало жидким и залило собою слой облаков…

Закат гас, а жидкое солнце — оранжево-лиловое море - так и висело в пространстве. Почему-то вдруг стало светать. Лиловое солнце куда-то стекло, и на его месте из-под облачности выскочил золотой луч! Все загорелось золотом и медью. Второй луч…

И вот среди волн-облаков уже играет новое солнце — солнце нового дня, дня новой жизни, новых скитаний и приключений. Ведь вместе с Солнцем я лечу на Сахалин…

Планы

На лето у меня большая программа. Я еду на Дальний Восток. А, попав туда, хочется как можно больше всего повидать. Посему закладываю на путешествие не менее двух месяцев. Надо посмотреть Сахалин. Как смотреть? Можно автостопом поездить, можно по железной дороге, можно что-то пешком пройти. Очень хочется попасть на север острова, побывать у нивхов. Ведь последние годы одним из важнейших пунктов моих исследований являются коренные народы Севера.

На Сахалин выделяю три с половиной недели. Думаю, что могу спокойно отправляться на север, не боясь опоздать на самолет. А может, и на южную часть острова время останется…

Хочу объехать автостопом Приморье — познакомиться с ним.

А еще… Конечно, будучи на востоке страны, невозможно не съездить на Шантарские острова, где я когда-то жила* (сноска: подробно о Шантарских островах читайте в книге А.Марчук «Мой Север — любовь моя», РТВ-Медиа, 2010 г.), не навестить двух постоянных жителей острова Большой Шантар. Туда своим ходом не попадешь — море кругом. Таким образом, я оказываюсь завязана на яхту друзей, которая с коммерческим туром раз в год ходит на острова.

На Приморье и Шантары у меня отведено тоже по три недели. Шантары — последние. Туда — только в августе. До этого льды стоят, позже — шторма…

Увы, в последний момент узнаю, что старт яхты назначен на середину июля. Ох, не время это идти на Шантары! Можем и не добраться…

И планы мои почти сорваны. Если не сорваны, то, по крайней мере, сильно перекроены — ведь билет на самолет, дешевый, купленный за полгода, не поменяешь.

На Сахалин остается всего две недели. Что за это время успею? На север идти не рискну. Застряну — на Шантары не попаду. Итак, приходится знакомиться лишь с югом Сахалина. Схожу на мыс Крильон — побросаю «камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза». А если успею, то что-нибудь еще посмотрю…

Рыбный остров Сахалин

В Южно-Сахалинске меня встречают друзья и везут к себе, в Аниву. До вечера — коньяк, корейская кухня, маринованная камбала, филе симы в сухарях — кухня Жени.

Женя с Валюшкой всю жизнь прожили на Сахалине. Оба — заядлые рыбаки. Все свободное время у реки да на море проводят. Рыбы много заготавливают. Готовят вкусно, с любовью.

Вообще-то рыбу на Сахалине ловят все, от мала до велика. Ловят для себя. Ловят для страны и на вывоз — стоят практически по всему побережью рыбацкие артели. На рыбе деньги зарабатывают. А больше особо и не на чем…

Рыбы на Сахалине «вагон». Какой душеньке угодно!

Мальма здесь есть и красноперка. Это на юге, в реках. В центральной части и на севере водятся щука, чебак, карась. В заливах, омывающих Сахалин, корюшки видимо-невидимо. Одной камбалы четырнадцать видов! А еще разные бычки, селедка, сельдь-иваси.

Много здесь и проходных видов рыб, по всему Сахалину заходящих на нерест в реки и озёра. В конце марта, подо льдом, заходит на нерест сахалинский таймень. Следом за ним поднимается краснопёрка. Далее, в мае, заходит азиатская корюшка. Следом поднимается сима. Затем, в период цветения шиповника (середина июля) идёт горбуша, а в сентябре-октябре поднимаются на нерест кета, кижуч, проходная мальма, голец. Перед ледоставом в предустьевых участках рек собирается навага, малоротая и азиатская корюшка.

Практически всю рыбу население может ловить без ограничений. Лишь на лососевых нужна лицензия. Но ее можно получить, и не очень дорого. На горбушу в 2011 году она стоила 20 рублей за штуку; на кету и симу — 30. Правда, еще и время лова ограничено: симу можно ловить с 20 мая по 20 июня; горбушу — с 20 июля по 31 августа; кету — с 1 сентября по 20 октября.

А еще в море водятся огромные крабы…

— Сейчас не время для крабов. Они невкусные, пустые. Крабов на Сахалине можно ловить только в месяцы, в которых есть буква «р»: сентябрь, октябрь и т.д. Тогда они хороши! — объясняет Женя.

Японская дорога и путь в одиночку

В гостях, конечно, хорошо. Но мне пора в путь.

Женя везет меня на машине до того места, где кончается дорога. Едем средь разнотравья. Саранки, тигровые лилии, ирисы, гигантский лопух. Поля удивительных цветочков — огоньками на Сахалине называют. Как маленькие солнышки!

Мой отправной пункт — поселок Корнеево. Вернее, поселка здесь давно нет — одно название осталось…

С 1905 по 1945 год мыс Крильон населяли японцы. За это время было построено много поселков, в том числе этот, дорога вдоль всего побережья Анивского залива. Дорога была проложена в лесу, на небольшом расстоянии от берега. Лишь в одном месте она выходила на берег — это мыс Конобеево. Здесь через весь полуостров тянется хребет, и дорогу проложить нигде не удалось, кроме как совсем у воды, пробив в скалах тоннель. Сейчас с трудом можно там пробраться в отлив, в прилив же в этом месте нет никакого пути. До 80-х годов 20 века здесь, на Крильоне, еще жили русские, освободившие Сахалин от японцев. Дорога тогда более или менее поддерживалась. Но люди уехали. Поселки разрушились. Теперь путь только по берегу. А от дороги лишь в некоторых местах остались опоры мостов…

Вот я и отправилась в путь без дороги, просто по берегу моря вдоль Анивского залива.

В одиночку я хожу уже несколько лет. Однажды сделав открытие, что можно ходить одной, от этого отказаться уже невозможно.

Ведь я могу пойти туда, куда хочу. Поставить свои собственные сроки, ни от кого не зависящие. Менять нить маршрута и сроки по ходу дела. Когда хочу, вставать и ложиться. Идти столько километров в день, сколько мне вздумается. Фотографировать сколько хочу. Писать дневник, когда понадобится.

Но главное — совсем другое. Я могу погрузиться в мир природы полностью, стать частичкой его. Глубже познать окружающий мир. Могу заглянуть вглубь себя — увидеть и понять то, о чем никогда не задумаешься, когда рядом с тобой шагает кто-то…

Весь мир вокруг принадлежит мне, а воздух промывает голову и душу, заставляя совсем по-другому посмотреть на этот самый мир…

В пути я встречаю людей. И люди всегда открыты мне — я больше могу узнать о крае, где путешествую.

Рыбацкий берег

Вдоль моря тянется широкий песчаный пляж. На песке — следы машин.

Пройти удается не более километра, как меня догоняют рыбаки на «Урале».

— Подвезти?

Полсекунды сомнений, и я уже еду…

Мужики поведали мне, что все побережье здесь поделено на рыболовные участки. Величина участка от трех километров до семи. На каждом работает своя артель. Сеть основная (или ставник) уходит в море на два километра. Первые пятьсот метров — песок, ставник держат якоря. Дальше дно — сплошная каменная плита. Здесь сетку только самодельные якоря удержат. Один якорь — два-три десятка картофельных мешков с песком!

По бокам от ставника — ловушки. На Белом море такие ловушки называют крюками. Рыба идет вдоль сети, упирается в стенку, вместе с нею поворачивает: один раз, другой… и попадает в накопитель. Оттуда ее и забирают рыбаки на специальной лодке, называемой щелевиком.

Подъезжаем к очередному рыбацкому стану, к бывшему поселку Ульяновка. На берегу — горстка строений. Лежат сети. Мужики наполняют мешки песком — делают якоря…

После сытного обеда в рыбацкой столовой я продолжаю свой путь…

Идти жарко. Ныряю в ласковые морские волны. Вода холодная, но в такую жару это то, что надо. Хорошо, свежо стало. И идти легче…

С высоких прибрежных склонов то и дело срываются и, хрустя крыльями, пролетают над головой белохвостые орланы.

В море вижу острова. Кажется, чайки облепили их. Но нет! Это — ларги (разновидность тюленей). Огромные лежбища тюленей. Рыбы ждут…

А как здесь много ручейков! Моя предполагаемая напарница по этому маршруту по карте насчитала тридцать бродов. Пугала ими.

Реально речек здесь намного больше. Не отметить все на карте! Ключиками они зовутся на Шантарах. Здесь, наверное, также. Текут через каждые сто метров. Выбегают из зарослей гигантской травы или сыплются водопадиками со скал… А броды… Какие это броды? Семьдесят сантиметров в ширину и десять — в глубину!

Переночевав в устье очередного ручейка, двигаюсь дальше. Иду, как и вчера, по прибрежной полосе. Справа от меня вверх убегают склоны, покрытые гигантскими кустами и травой. Это роскошный шиповник в два моих роста с яркими цветами и терпким ароматом. Лопухи, в которых можно заблудиться, как в густом лесу. Заросли бамбука и шеломайника (медвежьей дудки или по-научному — лабазника камчатского)…

Меня догоняют вчерашние знакомые:

— Садитесь, карета подана!

И вот мы у очередного рыбацкого стана. Впереди мыс Конобеево. Сейчас прилив — не преодолеть мне тоннели японской дороги. Рыбаки отговаривают идти сегодня до мыса, зовут остаться. Обещают завтра отвезти на лодке до следующего стана.

Камни и скалы. Бамбук и шеломайник.

Утро прохладное, мглистое.

Лодка скользит по прозрачной голубой воде…

Сквозь белые клочья тумана вижу зеленый мыс. Дорога, кажется, идет по самому краю. То ныряет в небольшой тоннельчик, то снова выбирается к морю.

Проплываем маяк. Впереди видны кекуры — высокие острые скалы, торчащие посреди моря.

Минуем мыс Атласово, а с ним и последний рыбацкий стан. Дальше этого места немного рыбаков забирается.

Меня высаживают у живописного водопада. Ну, наконец, пешком пройдусь!

Здесь ни людей, ни машин. Хорошо, конечно, когда подвозят, кормят, но очень хочется побродить одной — немного побыть наедине с самой собой и с природой. Наконец почувствовать дорогу…

Я уже четвертый день на Сахалине и третий день в пути. Но никак не приходит ко мне чувство дороги. Не отпускает какая-то сила внутри, может, город, работа… Я в восьми тысячах километров от Москвы и почти в ста километрах от Анивы. Уже не так далек мыс Крильон, а в голове нет стихов, в теле нет расслабленности, в душе — свободы…

Нет ощущения, что я где-то далеко, что я на Сахалине. Может, виноват самолет, который так быстро меня сюда привез. Видимо, надо в путешествие, как и раньше, на поезде отправляться. Тогда успеваешь почувствовать, что уезжаешь далеко…

Никак не приспособлюсь идти по гальке — в кроссовках все время полно песка и камней, стирающих ноги. Идти тяжело — нет ровной почвы под ногами. Надо мною высится все тот же склон, поросший гигантской травой. Ой, как не хочется, чтобы оттуда вышел зверь. Хотя и научилась отвечать людям, которые говорят: «А как же медведи?», словами «Не съем я ваших медведей! Пусть гуляют себе спокойно!», в душу лезет непрошенный страх. Ведь вокруг меня весь берег в медвежьих кучах, следах. Встречаются туши растерзанных медведей…

Пою заговоренные от мишек песенки, но тоже как-то не от души — в напряге держит эта исходящая из кустов угроза…

Сегодня нет солнца. Все кругом серо. Моросящий туман постепенно переходит в дождь…

Впереди берег завален гигантскими глыбами, уходящими в море. С трудом преодолеваю первый участок. На втором камни еще больше, еще острее. Лезу — тяжко. Нет проходов. Много на руках приходится повисать. С рюкзаком-то! Страшно переносить вес с ноги на ногу, резко опускаясь вниз с камня на камень.

Нет! Так не пойдет! Нельзя! Надо искать другие пути…

Снимаю рюкзак. Спускаюсь к морю. Увы, здесь глубоко.

Ну что ж, один путь остается — вверх по склону и в обход. Лезу без рюкзака в страшную траву. Ломаю лопухи и шеломайник, смыкающиеся у меня над головой. Дорогу делаю широкой — крушу как можно больше этого «леса» вокруг себя. Громко пою. Не хочется встретиться здесь нос к носу с медведем!

Почему я не постаралась пробить дорогу до самого верха — не знаю. Решила, что там уже и, неся рюкзак, справлюсь…

По проторенной дороге подниматься легко. Еще немного ломлюсь сквозь траву, и тут… Тут начинается бамбук. Ну и редкостная же это гадость! Не зря Женя говорил, что бамбук хуже всяких ерников и стлаников. Одно хорошо — за него уцепиться можно. Уже вершина близко. Но склон все круче и круче. Ноги скользят по бамбуку, растущему вниз «головой» по склону. Упираются в меня острые стебли, расцарапывают в кровь ноги и руки — не дают идти. Пот застилает глаза. Все, хватит! Больше по этому бамбуку я не лазатель! Ведь, если доверху доберусь, то сколько там еще по нему пробираться?! А потом — вниз. И все по нему же…

Близится отлив — времени уже здесь потеряла кучу. Но зато появился шанс обойти глыбы морем.

Спускаться по бамбуку оказалось проще, чем подниматься. Просто съезжаешь вниз…

Итак, теперь лезу в море! Камни. Мокрые. Скользкие.

Все внутри моей тушки подчиняется движению. Здесь нельзя думать ни о чем, кроме как о том, куда поставить ногу. Другого пути нет — эти камни надо преодолевать здесь, морем. А они тянутся… Метров сто пятьдесят, не меньше…

В поисках стоянки

Дальше — опять путь по песку. От травы веет тревогой. Следов медвежьих «море»…

Устала. Впереди вижу распадок с ручейком. А чуть дальше, на склоне, полочку — место для стоянки.

Останавливаюсь у ручья, чтобы набрать воды. Снимаю рюкзак. Поднимаю голову. Метрах в тридцати, на склоне, там, где я собиралась ставить палатку… пасется медведь.

Как-то я не слишком обрадовалась этой встрече. Но запела. Конечно, не для того, чтобы развлечь бурого, а чтобы меня почуял, ушел прочь. Не слышит — не заметила я за своими перипетиями, что прибой сильный разыгрался. Достаю по очереди из рюкзака какие-то предметы — стучу один об другой. Тихо. Не слышит медведь. Нет ему до меня дела…

И вот он что-то почуял. Встал на задние лапы, тихонько двинулся в мою сторону. «Да не сюда, дурак! — думаю, — Не ко мне! От меня!» Продолжая извлекать предметы из рюкзака, достаю оттуда котелок и ножик. Вот это звук! Звон получился отменный. И миша быстренько «почесал» в гору. От меня подальше!

Да, встать на облюбованном местечке мне не судьба. Да и не такое уж оно удобное. Оно издалека «степушкой» казалось. А вблизи — все тот же бамбук.

Итак, здесь воды наберу. А вставать где-нибудь подальше буду.

Иду, стуча ножом по котелку.

Впереди виднеется странный склон. Издалека возникает ощущение, что это глиняный обрыв. Есть ли там проход вдоль моря? А нет, так мелкое ли море вдоль склона? Или склон уходит в море глубоко?

Подхожу. Склон оказался песчаниковым. Но песчаник странный — оранжевый, красный, радужный. В воде песок взвешенный. Хода посуху нет. Аккуратно ступаю в мутную воду. Вроде, не глубоко. Шаг, другой — становится глубже. Вот прибойная волна по пояс обдала, по грудь. Прижимаюсь к песчаниковой гряде. А ведь об нее и размазать может! Пережидаю подбегающие волны… И все же очередной поток окатывает с головой, сбивает с ног. Плыву с рюкзаком. По морю, по штормовому. На счастье, здесь мелко. Пока ушла волна, с трудом встаю, и тут же меня снова обдает холодным душем…

Мокрая до нитки выхожу на берег, и… вижу домик.

Самый последний рыбацкий стан

«На пороге стояла принцесса. Но, Боже, в каком она была виде! Потоки морской воды стекали с ее рюкзака и анораки. Но она утверждала, что она и есть настоящая принцесса»…

Домик оказался самым последним и самым маленьким рыбацким станом на пути к Крильону. В нем — двое парней. Кормят горячим борщом, дают большое полотенце для вытирания мокрой «принцессы»…

Я сохну, греюсь. А ребята рассказывают о сахалинской рыбалке:

— Вахтового метода у нас нет. Просто приезжают люди с разных концов страны на заработки, на путину. Интересно то, что в результате почти все так и остаются жить на Сахалине…

— До первой рыбы, — продолжают мужики, — нельзя бриться и стричься. А вытащил первый невод — брось в море горстку мелочи, выпей морской воды и искупайся в море… Только после этого обряда привести себя в порядок можно…

Утром мои новые знакомые отправились распутывать сети. Это со мной по пути. Так что километра полтора я кайфую без рюкзака…

На Крильон!

Сегодня идется легко. Кажется, я переступила черту — мир стал моим…

Путь опять перегораживают скалы. Загидриваю (прячу в непромокаемый мешок) все вещи — идти придется по морю. Здесь — разные мысли прочь. Важно одно — собраться. Мысли лишь в ногах, в коленях, в равновесии, в силе рук. Это залог успеха. С радостью осознаю, что сегодня двигаюсь гораздо лучше, чем вчера. Колени лучше гнутся, на больший угол могу присесть на одной ноге, держа равновесие. Радуюсь тому, что я все же сильная, что, несмотря на отсутствие регулярных тренировок, ноги и руки работают отлично. Спасибо, организм!

Одну за другой миную скалы, спускающиеся в море. Кто там поджидает меня за следующей стеной? Теперь уже не через силу, как вчера, а от души ору: «Ну-ка, солнце, ярче брызни! Золотыми лучами обжигай!» И на душе становится легко и весело. И даже по камням шагается бодро.

Каменные лабиринты остались позади, а впереди открылся зеленый путь к Крильону. Уже видны маяк, здание заставы. Вот он, заветный мыс, совсем близко!

В душе все заходило ходуном. Неужели я на Сахалине? В самой южной его точке! Неужели я ее достигла? И так быстро? Ура! Посмотрите на карту, где я!!!

Стало идти еще веселее.

За километр до мыса, откуда ни возьмись, появляется дорога. По ней поднимаюсь с берега к поселку.

Я достигла цели своего путешествия. Хочется здесь провести какое-то время — погулять, искупаться в море, побросать камешки с крутого бережка — ведь передо мною пролив Лаперуза! Но близится вечер. Это вам не рыбацкий стан! Это поселок. Населенка. То, чего турист избегает всегда — стремится ночевать как можно дальше от скопления людей.

И все же я решаюсь поискать здесь ночлег.

У маяка стоит японский дом начала двадцатого века. Полная улыбчивая хозяйка Татьяна выделяет мне дочернину комнату.

Окна здесь прямо у пола, огромные. С видом на море…

Зовут пить чай, иными словами — есть рыбу.

Удивительным образом ноги привели меня на метеостанцию. С любыми людьми интересно поговорить в пути, но тут случай особый. Мне, как никому, интересен быт труднодоступной метеостанции. В свое время я ведь жила на одной такой — на острове Большой Шантар. Очень интересно сравнить…

Татьяна рассказала, что живут они здесь уже 25 лет, работают на метеостанции. Когда приехали, детям было один год и два. Тут они и росли. В поселке тогда много народа было. Была и школа…

Хоть метеостанция эта труднодоступной считается, но попасть сюда гораздо проще, чем на Шантары. Зимой, правда, сюда никто не ездит. А вот летом есть дорога по внешнему берегу — вдоль Татарского пролива. Плохая. Лишь вездеходные машины проходят, но ведь дорога! По ней и паек завозят, и почту. И выехать можно.

Раньше пограничники работали здесь по вахтовому методу, по одному месяцу. К ним регулярно приходила почта, газеты, журналы. И всегда была возможность выбраться со станции.

До третьего класса дети учились в местной школе, потом — дома. Раз в год (с родителями) выезжали в город сдавать экзамены.

Свет на станции есть все время (на Большом Шантаре свет был три дня в неделю по три часа). Это у пограничников мощные дизеля стоят — электричество все двадцать четыре часа в сутки. Посему в доме — холодильник, телевизор, тоже в отличие от Шантар.

Вот с пресной водой здесь не так хорошо, как на моих любимых островах — речек здесь нет. Вода нынче здесь привозная. Раньше японцы собирали дождевую воду. Для этого на краю крыши они делали водосборник. Через серию фильтров вода сливалась в специальные емкости и попадала в дом. Интересно, что вода при этом получалась не дистиллированная, а настоящая — питьевая.

Паек у метеорологов до прошлого года был одна тысяча рублей в месяц. Сейчас они получают продуктов аж на пять. Машины приходят на станцию только летом. Но несколько раз, и всегда можно что-то дополнительно заказать, докупить…

Дочери повзрослели и уехали с Крильона. Одна — во Владивосток, другая — в Питер. А родители разрываются между ними, да и отсюда уезжать боятся…

Моему приходу они очень удивились, но сказали, что люди сюда периодически забредают. И делают это специально для того, чтобы побросать «камешки с крутого бережка далекого пролива Лаперуза». Правда, по внутреннему берегу, по которому я пришла, никто не ходит. Ведь есть путь гораздо проще — по дороге, идущей вдоль Татарского пролива…

И вот… море. Тюлени. Купаюсь в проливе Лаперуза. Кидаю камешки…

Внешний берег

Всю ночь свистел ветер. И лишь пластиковые окна могли спасти от этого воя. За моим окном мерцал маяк: красный, желтый, красный, желтый, и так по кругу…

Вставать не хочется. Разнежилась я по постелькам ночевать. И нет той бодрости, с которой бежишь после сна в палатке — на свежем воздухе. Каждый день начинается с трудом, и лишь потом, днем, разгуливаюсь, начинаю впитывать мир…

На завтрак Татьяна кормит меня крабами. Вчера Сергею, ее мужу, не удалось наловить крабов. Видимо потому, что портилась погода. Но Таня нашла выход из положения. Она вынула из морозильника уже готовых. Мороженных. И чищенных. Их условия дают возможность делать заготовки не только в виде солений!

Кроме крабов на столе еще и пельмени с горбушей. Вкусно…

Посещаю «служебку» (служебное помещение метеорологов) — очень интересно, как она оборудована. У них стоят компьютеры! Мало того, у них круглосуточно работает Интернет! В режиме реального времени с приборов на компьютер подается информация о температуре и волнении моря — рисуются кривые. А через Интернет эти показания сразу уходят в метеоуправление — в Южно-Сахалинск! Вот это прогресс! А, может, и на Шантарах что-то к лучшему изменилось? Вот скоро поеду — узнаю… (сноска: на Шантарах ничего, кроме увеличения пайка, к лучшему не изменилось. И компьютеры, и Интернет появятся, боюсь, не скоро.)

Дальнейший путь у меня лежал по тому самому внешнему берегу, по которому есть что-то вроде дороги — вдоль Татарского пролива…

Вот впереди черная точка на песчаном пляже. Медведь? А кто же еще? Пою. Стучу. Гремлю. Никакого движения. Может, все же не медведь? Ну, уж очень похоже. Ест что-то. Чем-то увлечен. А как обойти его? Слева море. Справа бамбук. Потихоньку приближаюсь. Ну что-то движения совсем нет никакого… И, о радость! Все же это плавник — корень дерева, выброшенный на пляж…

Начинает сеяться туман. Холодает. Пейзаж неизменен. Зеленые мысы. Ровный песчаный пляж, трава, и мрачное монотонное море, стучащее о берег. И больше ни звука…

Со мною уже долго идет медвежий след. Уговариваю своего спутника, что он хороший мишка и будет совсем замечательным, если уйдет в какой-нибудь распадок. Следы исчезли. Спасибо, мишка. Ты правда замечательный!

Планирую сегодня дойти до Кузнецова мыса. Но что-то перестают слушаться ножки. Прошла километров пятнадцать. Дорога свернула с берега и побежала в гору. По прямой до мыса — семь километров. А по кривой? Нет, не пойду…

Плохо так решение менять. Силы экономила, чтобы дойти до мыса — воду не несла. Что же теперь? Вода из лужи. Хорошо, что такая есть…

Мысы здесь напоминают то беломорские, то байкальские. Издалека кажется, что впереди степь или тундра. Кажется, что поднимешься по склону — и идти спокойно можно, и становиться на ночлег, где хочешь. Но как бы ни так! Не степь это и не тундра. Это заросли бамбука. Непроходимые чащи. Врагу не пожелаешь!

Тропики

Всю ночь шел дождь. Утро влажное, туманное…

Мой путь идет по дороге. Дорога грязная. Скользкая. Мокрая. Глубоченные колеи заполнены мутной водой — дна не видать. Обхода нет. Иду, погружаясь все глубже и глубже в лужу. По колено, выше, еще выше. А дно скользкое, и так не хочется оступиться — искупаться в грязи с головой!

Вокруг дороги растут бамбук и странные лиственные деревья. Склон справа убегает в поднебесье. Склон слева уходит куда-то вниз. Это напоминает Абхазию, тропу, идущую вдоль реки Келассури. Только там, по лужам, мы еще тянули на веревочках каяки…

Опять заморосил дождик. Усилился.

Иду вся мокрая, с волос капает, но одеваться не хочется — жарко.

Тепло и сыро. Прямо тропики. Кажется, какие тут медведи! Вот обезьянам, бегемотам да слонам — самое место!

Но следы-то кругом медвежьи, а не слоновьи и не бегемотьи…

Сегодня сообразила, как сделать погремушку — набить в котелок камешки. Теперь можно не все время орать песни во всю глотку…

Кругом бело — мир укутан в плотное покрывало тумана. Мокро, противно и, главное, ничего не видно. Из тумана выплывают неясные силуэты мысов, кекуров…

Дорога побежала вниз. Влево от нее пошла еще одна, поменьше, со следами подков. Вспомнила я — на Крильоне говорили, что здесь, на мысу Кузнецова, лошадей разводят. «Так эта дорога туда и ведет, наверное, — подумала я, — там и лошади, и люди. Погреться бы, чайку попить…»

Но дорога шла и шла в туман. Мелькнули силуэты пасущихся лошадей, и снова — туман. Опять две дороги. Правая привела меня к брошенной заставе. По левой из тумана вырывается табун лошадей. Интересные такие — цветные. Самые красивые — кремовые. Несутся на меня. Кажется, сейчас растопчут. Топаю на них, кричу — отступают. И снова потихоньку ко мне приближаются. Снимаю. Снова топаю и кричу. Срываются. Снимаю. Снимаю. Снимаю. Это вечная мечта — снять несущийся табун лошадей.

Дорога левая идет куда-то вдаль, куда — не ясно. В просвете возник маяк — может, к нему дорога. Но людей здесь явно нет.

Скользкая грязная основная дорога быстро выводит меня к жилью…

Мыс Кузнецова

Очередной рыбацкий стан. Как и везде, до 1945 года на этом месте был японский поселок.

Стан этот чудной. Он еще и хутором является одновременно. И мини-зоопарком. Здесь живут дикобраз Дика и два медведя. Одного из них, Леху, подобрали маленьким медвежонком, потерявшим мать. Ручной он. Но все же в клетке. Просовывает Леха через прутья когтистую лапу — здоровается. Нежно здоровается, не поцарапает. Целоваться лезет. Нос подставляет, мол, погладьте.

Некогда на ферму завезли страусов и павлинов. Сейчас, увы, один страус остался — не их это климат.

— Зачем они? — спрашиваю.

— Да так, для интереса.

А лошадей они из Якутии привезли. Тоже «так просто».

— Гуляют — красиво. Сами плодятся. Иногда едим, если кто захромает.

Странно все это…

Туман начал рассеиваться, и из него выплыла огромная столовая гора. Это мыс Коврижка. Я уже размечталась у подножия ее поставить палатку, но, увы… на облюбованном мною месте стоял вагончик.

— Здравствуйте, у Вас воды не найдется? — спрашивает меня парень. Даю.

— Крабов будете?

Меня кормят крабами, разрезая твердые панцири ножницами, и, как всегда, уговаривают остаться ночевать…

Радостью следующего дня была встреча с тигровыми лилиями. В серый однообразный мир ворвались сотни оранжевых солнышек!

Прошла несколько станов. Как-то тихо на них. Да, главное, что они заборами обнесены — значит, гостей не ждут.

Еще одна ночь на берегу моря…

Мимо меня несутся по укатанному песчаному пляжу три джипа. «Мы до Южного», — ну что ж, значит, уезжаю…

До свидания, Сахалин!

Я стояла на палубе. Солнце садилось в Японское море. Ему мешали облака. В море то и дело показывались блестящие спины касаток, ныряли дельфины — вздымали снопы брызг, догоняли стаи вкусной рыбы…

От меня уплывал Сахалин.

Только сейчас я поняла, что побывала на Сахалине. САХАЛИНе. Вот он, тает вдали — голубо-зеленый остров в лазури моря.

Я почувствовала, что проникла в новый мир, что я в пути, я в лете. Я была счастливой! Вот он, мой мир, вокруг меня — море, солнце, острова в океане…

Сахалин уплыл…

Александра Марчук, фото автора

ksantipa.ru